Флотоводец поднял полный боли взгляд на сигнальщика.
– Поднимай сигнал – «все на базу».
– Как, – опешил моряк, – это что же, отступаем? Так они же…
«Креститель» получил очередное попадание ядра и начал погружаться в пучину вод.
– Поднимай, я сказал! – рявкнул флотоводец, и сигнальщик умчался к мачте, он не видел слезы, которую смахнул его капитан.
Соловей буквально сполз вдоль борта, сердце бешено колотилось в груди, готовое взорваться.
Ненависть, ядовитая жгучая ненависть клокотала в его груди – сжигавшая все остальные мысли и чувства, затмевающая все и вся ненависть…
«Убили, уничтожили все, что мы веками… ненавижу…»
Мысли скакали, мешая сосредоточиться, былые связность и стройность сознания куда-то ушли; ушли вместе со смертью последнего царя. Теперь династия прервалась, прервалась навсегда, окончательно, бесповоротно…
«Ненавижу!»
Потомства Мстислав оставить не успел, его мать погибла вместе со всеми остальными жителями твердыни, бука не пощадил никого, убил даже собак. Святогор ненавидел буку, но тот только мстил, его можно было даже понять. Богатырь ненавидел не столько непосредственного исполнителя, сколько того, кто его послал: проклятого Даниила, прогнивший Киев… И да, он ненавидел себя, себя, который позволил оставить царю столь опасную игрушку.
«Ненавижу!»
Прав был Вольга, тысячу раз прав: нельзя было оставлять в живых подобное чудовище. Баюны – всего лишь питомцы чудовищ, падальщики, питавшиеся со стола бук. Баюна можно контролировать, буку – нельзя. И все же он в глубине души верил, что у Мстислава получится. Верил – и ошибся.
«Ненавижу!»
Не менее сильно он ненавидел и всех остальных – тех, кто мог жить, тогда как самый достойный человек умер.
«Ненавижу, убью их всех! Тех, кто не встал под знамена законного царя, вынудив того искать помощи у чудовища. Это они во всем виноваты!»
Святогор сидел в темном углу опустевшей крепости, где-то на втором этаже метался в бреду горец. Надо бы ему перевязать раны, но в таком состоянии богатырь не хотел никого видеть. Ничего, мужик здоровый, выживет, тем более что его повязки менялись не так давно, а раны были хорошо промыты. Он выживет, а Мстислав – уже нет.
Мощный удар кулака в стену потряс всю твердыню так, что стены задрожали, но не разрушились. Уж если и есть крепость, построенная на совесть, так это твердыня Святогора на Святой горе. Кроме самого крепкого камня здесь еще особый раствор, а также кое-что волшебное. В свое время даже Марья Искусница помогала укреплять его жилище, когда они еще крепко дружили. Золотое было время… они тогда были относительно молоды, полны сил и энергии. Всегда веселый Вольга, красавица Марья и он, Святогор, еще не седой и с небольшой окладистой бородой. Иногда даже Микула заглядывал, но тот держался отдельно, был сам по себе. А теперь вон как жизнь повернулась: Микула не дал одержать победу на турнире. Ненавидеть богатыря-пахаря у Святогора не получалось, они так давно друг друга на дух не переносили, что уже привыкли. Это не ненависть, это другое. Марья с Вольгой теперь тоже ведут какую-то свою игру, которую богатырь не понимал. Больше той искренности, что была тогда, когда строили твердыню, уже не будет.
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Убили царя! Не прощу!»
По подбородку пробежала струйка крови: каким-то образом он умудрился прокусить губу или щеку. Ничего, скоро заживет. Святогор провел языком по губам и вдруг ощутил себя как-то необычно. Он провел еще раз кончиком языка по зубам: зубы стали заметно острее, чем было всегда. Богатырь вытянул вперед руку и уставился на удлинившиеся ногти, ставшие похожими на острые когти.
«О нет! Нет-нет-нет…»
Святогор уже такое видел: именно так и превращаются в Черного богатыря. Ну нет, с ним такой номер не пройдет! Хозяин твердыни попытался расслабиться, вспомнить что-то хорошее, в памяти всплыли воспоминания матери и отца, первой жены, такой любимой, первых детей. Язык ощущал, как зубы постепенно меняют свою форму на обычную. Лица друзей, богатырей, царей… Перед глазами снова встала наколотая на шест голова Мстислава. Именно предыдущие воспоминания сделали ощущения потери куда сильнее, боль снова пронзила душу.
«Ненавижу! Как они могли! Как посмели! Убью! Всех их убью!»
Тот, кто прожил больше тысячи лет, и не думал сдаваться, он снова взял себя в руки. Нет, мало ли кто терял себя, но только не он, только не Святогор.
– Мне есть зачем жить, есть что любить! – последнюю фразу богатырь выкрикнул вслух.
«Зачем?»
– Затем, – отрезал Святогор, но голос внутри не сдавался:
«Зачем тебе теперь жить?»
– Я богатырь земли русской, защитник народа…
«… предателей».
– …защитник государства…
«…отвернувшегося от своего законного царя…»
– Замолчи! Замолкни! Уймись!
Богатырь сжался в углу, закрыв уши руками, чтобы ничего не слышать, но он отлично знал, что разговаривает сейчас сам с собой. Никто и никогда не мог влезть в разум богатыря и повлиять на него. А спорить с собой куда как непросто, себя нельзя обмануть, отвлечь, подкупить. Себя можно только переубедить.
«Убей их всех! Ощути свободу! Приди в Киев, вырежь там всю властную верхушку – князей, бояр… убивай всех и отступай. Нападай из засады, ты же умеешь быть осторожным! Преврати их жизнь в кошмар, лиши их будущего, как они поступили с тобой».
– Не дождешься. Я русский богатырь, русские не мстят. Русские восстанавливают справедливость.